Человеческий капитал. Министерские конфликты, отравление, назначение Соломонова, Погосяна, Каблова.

В новой истории ОПК постсоветской России система назначения, выборов, замены директорского корпуса менялась непрерывно, в отличие от традиций Советского Союза, во времена которого директора предприятий являлись становым хребтом экономики. Их взращивали, их ценили, их щедро поощряли и с них невероятно спрашивали.

Министр оборонной промышленности РФ

Горбачевский период выборности директоров быстро закончился. Грянула революционная приватизация, оказавшаяся по своей сути междусобойчиком кучки шустрых мальчиков и мода на хороших директоров катастрофически упала. И тех руководителей, которые сохранили нормальные деловые качества, убирали с помощью административного ресурса, которые щедро мотивировались потенциальными «эффективными менеджерами и собственниками». Защита хороших руководителей стало задачей даже для министров, ох, как не легкой. Для истории приведу лишь пару примеров.

Первый мой министерский конфликт. Получаю письмо от руководства ФСБ с требованием немедленно освободить от работы генерального директора, генерального конструктора ГНПП «Базальт», доктора наук Обухова А.С. Аргументы: открыто уголовное дело, потенциальный шпион, доверять ничего больше нельзя. Разбираюсь. История надуманная. Истинная причина в других факторах. Встречаюсь с руководителем ФСБ, уважаемым мною Ковалёвым Н.Б., выражаю и аргументирую своё несогласие. Нашли консенсус. Письменно подписали соглашение, в котором министр берет на поруки генерального конструктора и гарантирует надлежащий контроль.

Второй случай. Во время моей командировки в Китай мой зам. по министерству подписал приказ о смене директора в одном из головных институтов авиационной промышленности ВИАМ. Мой зам. превысил свои полномочия, но это полбеды и можно было бы простить. Но когда я разобрался,то понял. что новый директор – это плод недобросовестной сделки. Я приказ официально отменяю, приезжаю в институт, в течение почти двух дней работаю с ведущими специалистами института и прихожу к выводу, что лучшей кандидатурой может быть молодой доктор наук Е.Н. Каблов.

Сегодня мне приятно наблюдать за итогами работы Евгения Николаевича, достойного академика РАН. Были и более щепетильные освобождения и назначения. Это произошло, наверное, на самом глав-ном участке оборонной промышленности – секторе ракетных войск стратегического назначения.

Этот сектор я, как специалист, знал лучше других секторов ОПК. Я в этом секторе вырос, лучшие мои разработки внедрены именно в этом секторе и, наконец, в этом секторе в мою бытность генерального директора ФЦДТ Союз было три генеральных конструктора, назначенных правительством: генеральный конструктор ракетного комплекса в целом и он же директор ведущей фирмы МИТ Борис Николаевич Лагутин, второй – генеральный конструктор и генеральный директор НИИ АП Владимир Лаврентьевич Лапыгин, и третий Зиновий Петрович Пак, он же генеральный директор ФЦДТ «Союз».

Мы вместе отвечали за создание системы Тополь, за систему Тополь М, вместе участвовали в лётных испытаниях на полигоне Плесецк. И тот, и другой были легендарные, талантливые личности. Но, к глубокому сожалению, в середине девяностых актуальность стратегических вооружений радикально снизилась, высшее руководство страны практически утратило интерес к этому направлению, потому что нас полюбил Запад, мы себя уже чувствовали почти членами НАТО, на полную мощь заработал Совет Россия – НАТО. В такой момент любой даже генеральный может расслабиться. Мне, как министру, естественно и не без помощи сотрудников МИТ не трудно было это заметить. Генеральные конструкторы систематически расслаблялись то на одной фирме, то на другой. Учитывая возраст генеральных, я понял, что перевоспитывать их уже поздно и не нужно. Я принял решение обновить высшее руководство этих двух главных фирм. Никаких официальных разборок устраивать я не стал. Я поступил иначе. Сначала я пригласил к себе Лагутина и, выразив ему заслуженное почтение, предложил перейти на должность почётного директора с сохранением зарплаты. Обсудили возможные кандидатуры приемников, достигли консенсуса, закрепили хорошей рюмкой чая. На следующий день я пригласил к себе заместителя Лагутина, Юрия Семёновича Соломонова, предложил ему возглавить фирму, достигли согласия по будущей судьбе Лагутина. Затем был подписан мною приказ, который был реализован и до сих пор никто не подвергает сомнению его законность и объективность.

Аналогично этому я провёл операцию и с Лапыгиным, от начала до конца. Но в дальнейшем группа лиц, как я потом понял, под покровительством отдельных влиятельных работников администрации Президента «уговорили» опротестовать приказ министра и вернуть в кресло бывшего директора, который давно им обещал воспользоваться в коммерческих целях недвижимостью этого крупного предприятия. В разгар этой эпопеи оборонной промышленностью руководили представители Минэкономики. Очень горько было наблюдать за беспомощностью министерского руководства, не имеющего ни малейшего представления о том, что это за предприятие, как оно работает, откуда берутся результаты. Они неплохо, а некоторые даже хорошо, знали макроэкономику, но не более.

Целая драма разгорелась, когда мы ре-шали проблему замены генерального конструктора конструкторского бюро «Сухой», легендарного М. П. Симонова. В ту пору я, как министр 90 % времени занимался авиацией. Но не конкретной техникой, а организацией важных проектов, и, безусловно, кадровыми вопросами. Прежде чем сформировать своё мнение, я долго и упорно изучал конструкторское бюро «Сухой» и пришёл к выводу: лучшей кандидатурой на директорское кресло тогда был М.А. Погосян. Я, естественно, приказом по министерству назначил Погосяна генеральным конструктором и генеральным директором КБ «Сухой». Только эту кандидатуру я видел во главе интегрированной структуры КБ «Сухой» и предприятий-производителей этой марки самолетов: в Новосибирске, Иркутске, Комсомольске на Амуре.

Но такая позиция не устраивала мое высшее руководство в лице двух первых вице-премьеров – А. А. Большакова и В.П. Потанина. Я раньше не мог себе представить, что возможно такое давление! Было все – просьбы, уговоры, требования, угрозы. Помню последнее ко мне обращение в декабре 1996 года. Звонит мне в больницу ЦКБ, где я лечился от неизвестно откуда взявшейся сальмонеллы, первый вице-премьер и спрашивает, а не хочу ли я поздравить его с днём рождения. Я искренне поздравил его, пожелал всех благ. А он дальше:

- Я очень прошу сделать мне подарок к этому дню рождения.

- Какой? – спрашиваю.

- Завизируйте постановление правительства о создании интегрированной структуры «Сухой», с генеральным не Пагасяном.

- Такой подарок сделать мне не под силу, попросите что-нибудь другое, – таков был мой ответ.

- Очень жаль.

Эту критическую ситуацию я вспомнил через две недели, когда меня выписывали из ЦКБ. В палате накануне моего выезда из больницы были заведующая отделением и мой лечащий врач. Отделение и фамилии называть не могу. В один момент заведующая отделением обратилась ко мне с благодарностью за то, что никому не пожаловался на то, что со мной произошло во время лечения в этом отделении. Свою благодарность заведующая объяснила тем, что раньше врачей за такие дела расстреливали немедленно.

Так что же произошло со мной в этом отделении?

Раньше эту историю рассказывал только в семье и близким друзьям.

Мне снится сон. Я стою у гроба, накрыто-го большой красивой белой простыней, вокруг меня группа молодых красивых, веселых девушек. Они всячески стараются меня уложить в этот гроб. Я веселюсь вместе с ними, но в гроб ложиться не хочу, каждый раз его перепрыгиваю и наконец просыпаюсь. Палата у меня была с отдельной большой ванной и туалетом. Встаю, захожу в туалет, сажусь как положено, руки на коленках, состояние спокойное, вялое, без всяких беспокойств. Гляжу на свои руки и прихожу в дикое недоумение. А почему у меня ногти темно синие. Встаю, подхожу к зеркалу и моему удивлению нет предела. Глазные белки темно-синие. Но тревоги никакой нет. Возвращаюсь в палату, ложусь на кровать и отключаюсь. Пришёл в себя, когда заведующая делала обход вместе с лечащим врачом. Меня поразило ее лицо. Оно выражало что-то среднее между удивлением и ужасом. Последовал вопрос «Что с вами?». Я искренне ответил, что ничего, мол все в порядке. Затем последовал вопрос, а что вы пили вчера. Отвечаю, что какую-то зеленую муть сестра три раза приносила. Вон там стакан от этой жидкости. Она посмотрела стакан, а дальше, как в калейдоскопе. Меня уложили в кровать-тележку и пулей повезли, как я понял, на УЗИ. После УЗИ меня обложили огромными блинами льда, подключили три или четыре капельницы и через каждые 20-30 минут возили на УЗИ. Мое состояние было дремотно безразличное. И так это происходило почти до следующего утра. После последнего УЗИ заведующая от-делением и ещё какие-то врачи слегка повеселели и шепотом заявили:

«Слава Богу, начало спадать, позвоните хирургам, пусть идут отдыхать».

Я ничего не понимал, меня ничего не интересовало. А дальше было интенсивное лечение, которое через полторы недели завершилось. Мои лечащие врачи благодарили меня за благородство, а Бога за то, дал мне здоровье, которое выдержало эту диверсию. Они не скрывали, что было это умышленное действие, что они раскрыли это действие, что они уволили эту сестру и ею занимаются спецслужбы. А хирурги сутки дежурили на случай разрыва внутренних органов. Деталями я не интересовался, но не потому, что это не интересно и не важно, а потому, что бесполезно.

Конечно, ЦКБ в наших глазах, как учреждение, призванное спасать человеческие жизни, перестало существовать. Я понял, что это учреждение – удобное место борьбы с несогласными. И когда меня постигла вторая беда, в 1998 году – онкология, и консилиум врачей в санатории Барвиха, где был выявлен это недуг, вынес вердикт о немедленной операции и о том, что в ЦКБ уже определён главный хирург, академик, моя родная дочь Марина заявила: «Только через мой труп». Я ее понял и отказался от операции в ЦКБ. Операция состоялась в госпитале МВД руками легенды хирургии, академика Давыдова М.И. Низко кланяюсь ему в очередной раз.

Не знаю, какая именно моя «заслуга» сподвигла их на этот «подвиг», но веру в лучшее убить во мне им не удалось.

Завершая историю Погосяна, хочу отметить, что я гордился его делами, мне приятно, как и в случае с Е.Н. Кабловым, видеть в нем достойного заслуженного академика, в равной степени, как и академика Ю.С. Соломонова.

К глубокому моему сожалению, не всеми, мною выбранными, мною назначенными на высочайший пост руководителя предприятия, я сегодня горжусь. Есть кадры, которые также приобрели звание академиков, но за которых мне много лет стыдно. Более того, мне стыдно перед сотрудниками предприятий, которыми они руководят. И обиднее всего, что я допустил грубейшую ошибку на своём родном предприятии, на котором я вырос, на котором я получил невероятное доверие всего коллектива, который избрал меня своим руководителем. Я извиняюсь перед своим родным коллективом. Назначая, я видел недостатки будущего директора. Но в душе я надеялся, что ему удастся вырасти и избавиться от своих «недугов». Но я ошибся. Оказалось, что его «недуги» – традиционный партийный подхалимаж и угодничество, жадность хорошо вписались в атмосферу научно-технического невежества многих представителей, как Минпрома, как ВПК, так и в Минобороны. Понимаю, что сказанное, несомненно, вызовет обиду и несогласие обвиняемых мною. Но как иначе можно характеризовать положение вещей, если принять во внимание однозначно доказанный факт открытия многомиллиардного, многолетнего госзаказа, который России не нужен, а по сути был выполнен мною и моими коллегами ещё в восьмидесятые годы при директоре Жукове Б. П. Принимая во внимание вышесказанное, невольно задаешься вопросом: «У нас что, государство или что-то совсем другое?!». К глубокому моему сожалению, на таком же уровне по качеству находятся «достижения «горе ученика» и его докторская диссертация, и звание академика РАН. В связи с этим не могу не выразить сочувствие бывшему президенту РАН, моему другу, академику В. Е. Фортову, которого очень часто подводили его коллеги по цеху, которые голосовали, не вникая в суть.

Когда читаешь перечень работ, которые положены в обоснование претензий на звание академика, то видишь перечень достижений всех предшествующих поколений ученых института, но отсутствуют полностью какие-либо признаки новых научных направлений.

Но все же у меня есть основание сегодня гордиться кадрами, с которыми мы прошли большой созидательный путь, которые учили меня, которых учил я, которые по ментальности, по патриотичности, по морали, по деловитости, по эффективности были на наивысшей точке развития, как человеческий капитал в истории Советского Союза, в т.ч. и России, который безусловно мог бы возглавить движение в сторону великого инновационного государства.