О позоре Б.П. Жукова на совещании у академика М.В. Келдыша или о том, как я стал нач. отдела.
Обновлено: 22 июл. 2022 г.
В непростое для меня время, когда после защиты кандидатской я мучился вопросом: оставаться мне в институте или уходить – мне как-то позвонила секретарь директора института и сообщила, что меня вызывают к самому. Зачем, она не знала, но добавила, что «там» собрались все начальники. Когда я зашел в кабинет, сел где-то с краю. А в зале совещаний за столом – вся дирекция и руководители подразделений, не ниже начальников отделов. Ни одного начальника лаборатории не было. Я единственный среди них руководитель группы. Что, думаю, такое, почему меня позвали? Чувствую себя, мягко говоря, некомфортно.
Директор, Жуков Борис Петрович, и говорит-: «Хочу рассказать вам о своем позоре. Вчера был в академии наук у президента Келдыша Мстислава Всеволодовича. Я поехал туда, чтобы обосновать перед президентом Академии наук необходимость более интенсивных фундаментальных исследований в области создания компонентов для новых ракетных топлив. Мстислав Всеволодович выслушал меня внимательно и после моего доклада задает мне вопрос: «Борис Петрович, а почему вы не работаете с окислителем АБ, который синтезирован в Институте органической химии. Все специалисты – настаивал Келдыш – считают этот окислитель на данный момент лучшим в мире, по сути, уникальным, за рубежом такого нет».
Борис Петрович Жуков признался, что после таких слов Келдыша, готов был провалиться сквозь землю от стыда, потому что он ничего не слышал об этом окислителе. И, как он заявил, собрал научное руководство института, чтобы ему рассказали, что это за окислитель.
«И почему я о нем ничего не знаю?!» – допытывался Жуков у собравшихся. Наступила гробовая тишина…
Пауза длилась очень долго. Я понял, что оказался здесь неслучайно. Я спросил: «Борис Петрович, можно?» Мне дали слово. Я пошел к доске и нарисовал формулу этого окислителя. Рассказал о его свойствах. Беседа продолжалась часа два. По существу, это был настоящий экзамен. Меня засыпали вопросами о возможностях этого окислителя, перспективах его производства. Это был двухчасовой диалог директора с руководителем группы. В конце Жуков всех отпустил, кроме меня, зама по науке и зама по кадрам. Сели за традиционный для директорских кабинетов приставной столик, и Жуков сказал: «Зиновий Петрович, мне говорили, что вы многое для института сделали, мы хотим, чтобы вы создали в институте новое самостоятельное подразделение по новому направлению исследований». Я согласился.
Выхожу из кабинета, а в приемной меня дожидается доктор наук профессор Василий Иванович Синянский. Спрашивает: «В истории института такого еще не было! Куча болванов ученых и один знающий молодой человек. Не могу понять, Зиновий, что же он тебе предложил?»
Он всегда относился ко мне доброжелательно, я признался, что и сам пока не понимаю, что же мне предложено создать. Вышел заместитель директора по науке и объяснил, что мне предлагается создать лабораторию, а по итогам работы в дальнейшем будет рассмотрен вопрос о возможном назначении меня начальником отдела. Это в корне меняло дело, и я о своем добровольном увольнении из института больше не вспоминал.
Через неделю после судьбоносной для меня «лекции-экзамена» вышел приказ о создании лаборатории синтеза новых компонентов для высокоэнергетических твердых смесевых топлив. Иными словами, начались планомерные исследования по созданию топлив, которые до того не считались актуальными в нашем институте, из-за чего были изгнаны и безвременно ушли из жизни двое ученых. Эти топлива должны были превзойти по энергетике аналогичные в США. Работы возобновились, но уже на новом этапе – при активном содействии руководства института.
И когда Жуков увидел, что у него в институте есть человек, который знает химию, он проникся ко мне доверием, и мы уже с ним не расставались в совместной деятельности до конца моей работы в институте. Кстати, именно благодаря развитию этого нового научного направления в институте Борис Петрович Жуков был избран действительным членом Академии наук СССР.
Итак, мне предстояло организовать работу лаборатории синтеза новых компонентов твердого смесевого ракетного топлива. В результате лаборатория расширилась до пятидесяти сотрудников.
Поиском новых топливных компонентов для ракет в 70-е годы занимались и другие НИИ оборонной отрасли. Это была самая, что ни на есть конкуренция. Все искали новые компоненты. Все имели свои направления и мы тоже работали в своем направлении. Но когда я получил под начало лабораторию, я стал придерживаться иной концепции, отличной от первоначальной и от концепции моих конкурентов.
В лаборатории мы не делали ставку только на собственные исследования. Я решил создать комплексную программу поиска новых высокоэффективных компонентов. С этой целью я заключал договоры с вузами и академическими НИИ и лично посещал, будучи хорошо подготовленным химиком, лаборатории партнеров, выискивая в их договорных работах те моменты, которые могли быть полезны и в наших исследованиях. Это помогало формировать более целенаправленные программы наших совместных действий и корректировать их в процессе выполнения. То есть я вел помимо научных исследований и довольно большую организационную работу. Договоры на исследования у меня были практически со всеми профильными вузами, где проводились научные исследования в области спецхимии. По нашей программе работали Московский и Ленинградский университеты, Ленинградский технологический институт и другие вузы, даже далекий Иркутский университет был задействован. Новосибирская академия наук тоже на нас работала. Мой родной Львовский университет имел со мной договоры, Киевский и Одесский университеты – тоже. И так далее. То есть, удалось интегрировать в нашу работу, по сути, научный
потенциал страны.
И в результате такой комплексной массированной взаимообогащаемой деятельности в институте органической химии им. Николая Дмитриевича Зелинского АН СССР появляется неизвестный ранее новый класс химических веществ. Его разработчиками были: Сергей Сергеевич Новиков, Владимир Александрович Тартаковский, Олег Алексеевич Лукьянов и А. Горелик. Беру я эту молекулу к себе, начинаю ее исследовать и делаю вывод о том, что на этой молекуле мы сможем основать свое направление. Это был 1971 год. И звали эту молекулу аммониевая соль динитразовой кислоты. В дальнейшем она же «Экстра», она же «Продукт 412».
В 1973 году в Ленинградском технологическом институте по решению заместителя министра Министерства машиностроения Валентина Николаевича Раевского было организовано производство этого вещества, что позволило уже в 1974 создать первый вариант нового высокоэнергетического смесевого твердого ракетного топлива.
Борис Петрович Жуков был амбициозным и невероятно энергичным организатором. Хотя предвидеть пользу той или иной новой разработки он не всегда мог, тем не менее, как только он понимал, что будет польза от полученного продукта, он отбрасывал всякие сомнения.
На этом этапе Жуков включался, и не было ему равных в организации и продвижении нового проекта. Он мог блестяще организовать кооперацию, как внутри нашего института, так и межотраслевую. Результативность у института была, так что неслучайно Жуков дважды становился Героем Соцтруда. Ну и еще была у него мощная поддержка со стороны члена Политбюро ЦК КПСС Дмитрия Федоровича Устинова, который не одно десятилетие курировал военно-промышленный комплекс. Тот хорошо знал Бориса Петровича по совместной работе, когда он работал министром, а Жуков был у него заместителем. Деятельная натура Жукова, его связи помогали нашей лаборатории развить взятое направление по разработке твердых смесевых топлив. Мой вклад в эти исследования связан с моими знаниями в области химии. Очевидно, что в конечном итоге в институте возникла научная школа химиков. До того сотрудники института просто думали, что они владеют химией, на самом деле это было не так. Перелом начался после того, как была вначале создана наша химическая лаборатория синтеза, потом – отдел, и годы спустя, по моей инициативе, был учрежден ученый совет, который принимал к защите диссертации по химическим наукам. Ранее для того,чтобы мне защитить диссертацию на соискание доктора химических наук на ученом совете нашего института понадобилась приказом ВАКа ввести в совет временно пять докторов химических наук и двух академиков. Именно таким образом были созданы условия для зашиты мною диссертации на соискание ученой степени доктора химических наук.
Впервые в истории создания порохов работы по синтезу нового класса компонентов топлив были удостоены Ленинской премии. Полученный продукт, без преувеличения, был грандиозным достижением коллектива химиков, это было научное открытие. И это был первый случай, когда Советский Союз в этой области опередил США.
По логике развития событий я должен был быть в составе авторского коллектива соискателей Ленинской премии, но, когда шло оформление работы, я находился в отпуске и авторский коллектив был сформирован без моего участия. У меня лично было две претензии. Первая, наверное, главная: работа сырая и без подтверждения практической полезности ее результатов выдвижение на соискание Ленинской премии преждевременно. Вторая – почему не включили меня в авторский коллектив как основного исполнителя работ. Но жаловаться я не собирался и устраивать войну тоже. Руководство института было озабочено тем, чтобы предотвратить какие-либо жалобы, вело со мной и с другими вероятными недовольными разъяснительную работу.
В скором будущем я пережил еще один удар. В 1972 году на место начальника нашего 14 отдела, на которое ранее рассматривалась моя кандидатура, был назначен уволенный из министерства бывший работник нашего института. Новый начальник, не будучи химиком, не понимал глубины исследований наших лабораторий. Но он умел демонстрировать искусство начальника. Имея информацию о том, что моя кандидатура предполагалась на должность начальника отдела, он пытался всячески выявить и выпятить мои недостатки. Что очень скоро привело к конфликтам. И даже к оскорблениям. Однажды вернувшись из отпуска, я не смог попасть в свой кабинет. Оказалось, что новый начальник вскрыл кабинет, поменял замок и без моего ведома создал себе комфортное рабочее место. Конфликт перерос в публичные действия. К примеру, на заседании научно-технического совета я делаю доклад, он делает мне необоснованные замечания.
Естественно, я отвел эти надуманные замечания и отказался участвовать в формировании конструктивных предложений. Ситуацию разрешило большинство членов совета. Прежде всего начальники лабораторий, которые, поочередно выступая, обрушились на руководителя отдела жесткой нелицеприятной для него критикой. Наши отношения еще усугубились из-за того, что он решил перед тем, как уйти из института, защитить докторскую диссертацию на базе всех наших новых результатов. Что и было им успешно реализовано.
После его ухода мне было предложено занять пост начальника отдела. Я категорически отказался, мотивируя свое решение тем, что в отделе собрали все сливки, получили все награды, а ответственность пытаются возложить на меня. Дебаты и переговоры продолжались очень долго, но директор другой кандидатуры не видел, а я не мог согласиться. Ситуацию разрешила моя супруга Алла Георгиевна, которая подошла к проблеме с бытовой точки зрения. Она спросила, почему я упираюсь. Неужели я согласен на то, чтобы моей работой руководил кто-то из действующих начальников лабораторий. Этот простой довод был для меня как холодный душ. Когда я себе представил, что начальником отдела станет один из моих коллег, большой любитель командовать и поговорить, не вникая в суть надлежащим образом, я сразу дал согласие. Так я и стал начальником отдела.
Хочу отметить, что наши отношения с бывшим начальником отдела, моим обидчиком, получили в дальнейшем очень интересное развитие. Когда позднее я был назначен первым заместителем генерального директора по науке и главным инженером объединения, он был просто заместителем генерального директора, у меня не было желания ему мстить. Я всегда знал эту свою слабость. Никогда не помнил зла, которое мне кто-то когда-то сделал. За что я часто себя ругал. А вот новые проблемы, которые нам пришлось решать вместе с моим обидчиком, и удавалось решать их вполне успешно, в корне изменили наши отношения. Мы стали искренними друзьями. И он не предавал меня даже тогда, когда я воевал с высшим начальством и работниками Центрального Комитета партии, рискуя, естественно, при этом своей карьерой. Именно так он повел себя во время крупнейшей аварии на заводе в Павлограде и проявил там себя с самой лучшей человеческой стороны. Позднее, когда решался вопрос, кто станет после ухода Жукова генеральным директором «Союза», именно мой бывший недруг искренне и публично поддержал мою кандидатуру. И это при том, что половина моих замов были за кандидатуру моего конкурента, шансы у которого были изначально существенно выше моих. Вот так – от вражды к дружбе развивались наши отношения. Как хорошо, что мы перетерпели неприязнь и стали настоящими друзьями.
